Погодин дмитрий дмитриевич - владимир - история - каталог статей

Родился 11 сентября 1907 года в городе Наро-Фоминске (ныне Московской области) в семье рабочего. Русский. Член ВКП(б) с 1931 года. Окончил 6 классов. В Красной Армии с 1931 года. В 1932 году окончил Орловскую бронетанковую школу, а в 1932 году - Курсы усовершенствования командного состава.

С октября 1936 года по январь 1937 года Д. Д. Погодин участвовал в национально-революционной войне испанского народа 1936-1939 годов, и отличился в боях под городом Посуэло де Аларкон. Танковая рота лейтенанта Погодина Д. Д. атаковала противника и подбила 9 вражеских танков. Не раз она помогала бойцам восстанавливать утраченные позиции.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 декабря 1936 года за доблесть и мужество, проявленные в боях в Испании Погодину Дмитрию Дмитриевичу присвоено звание Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина, а после учреждения в 1939 году знака особого отличия героев ему была вручена медаль «Золотая Звезда» № 26.

После возвращения в 1937 году из Испании Погодин служил в должности командира танковой роты в Белорусском военном округе (с июля 1938 года - Белорусский Особый военный округ). Был избран членом Центрального Комитета Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии.

В 1939 году в составе войск округа участвовал в боевых действиях против Польши.

В 1939 году Д. Д. Погодин окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, был помощником начальника бронетанковых войск Ленинградского военного округа, командиром механизированного отряда округа и 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии.

Участвовал в Советско-финляндской войне 1939-1940 годов.

Великую Отечественную войну встретил в должности командира 1-го танкового полка 1-ой танковой дивизии Ленинградского военного округа. С первых дней войны полк находился на кандалакшском направлении. В боях на кандалакшском направлении с 30 июня по 7 июля 1941 года полк Погодина потерял 71 танк БТ-7, из них 33 безвозвратно, оставленных сгоревшими на поле боя; 2 автомашины ЗИС-5, 1 бензоцистерну. Людские потери составили: 23 убито, 58 ранено, 30 пропали без вести. 17 июля полк, погрузившись в эшелоны, отправился в район Войсковиц-Красногвардейска (Гатчины) под Ленинград.

Здесь под Молосковицами 11 августа 1941 года развернулось грандиозное встречное танковое сражение. В районе деревень Морозово и Волпи сошлись в бою 1-я Краснознаменная танковая дивизия и 1-я немецкая танковая дивизия. Но силы были неравны, на помощь немецкой дивизии подошли ещё две немецкие танковые дивизии из группы Гепнера. В начале сражения в 1-й советской танковой дивизии было 108 танков, и почти все они были уничтожены.

Находившийся в Красногвардейске (ныне Гатчине) штаб 1-го танкового полка 1-ой танковой дивизии получил 19 августа 1941 пять новых тяжёлых танков КВ с Кировского завода. Сформированная из них рота под командованием старшего лейтенанта З. Г. Колобанова по приказу полковника Д. Д. Погодина встала в засаду в районе совхоза Войсковицы и станции Илькино. 20 августа 1941 года эта рота уничтожила из засады 43 германских танка трёх танковых дивизий, проводивших в этот день смену позиций в ходе наступления на Ленинград и окружения Лужской группировки советских войск. При этом, командир орудия (наводчик) ст. сержант Усов А. М. из экипажа танка командира роты З. Г. Колобанова снайперски расстрелял колонну из 22 немецких лёгких танков.

Командир полка полковник Д. Д. Погодин представил весь экипаж танка к званию Героя Советского Союза, но согласно резолюции нового командующего Ленинградским фронтом Хозина орден Ленина получил командир орудия - ст.сержант А. М. Усов, медаль «За Отвагу» - красноармеец Кисельков, а остальные члены экипажа - ордена «Красного Знамени».

Позднее на фронтах Великой Отечественной войны полковник Погодин Д. Д. занимал должности заместителя командира 123-й танковой бригады, заместителя по танковым частям командующего 30-й армией генерал-лейтенанта Лелюшенко, заместителя начальника автобронетанковых войск Калининского фронта и заместителя командира 1-го механизированного корпуса 53-й армии Степного фронта.

Герой Советского Союза, генерал-майор танковых войск Д. Д. Погодин погиб в бою у села Перекоп под Харьковом 13 сентября 1943 года, лично участвуя в танковой атаке в решающий момент сражения. Обожжёное тело убитого командира на руках вынес из боя механик-водитель его сгоревшего танка старшина А. А. Горелышев. Дмитрий Дмитриевич Погодин так и не узнал о присвоении ему звания генерал-майора танковых войск и о награждении его орденом Красного Знамени.

Был похоронен по месту жительства эвакуированной семьи - городе Владимире на центральной площади Свободы (Соборной), но позже, в 1946 году по просьбе матери, прах был перезахоронен на городском кладбище.

Д. Д. Погодин имел Медаль «Герой СССР» № 26 которая стала вручаться Героям СССР только с 1939 года, а звание «Героя Советского Союза» была присвоено ему ещё в 1936. Поэтому согласно статусу наград Д. Д. Погодин носил первым в орденском ряду Орден Ленина, а затем второй - медаль «Герой СССР», в отличие от других более поздних награжденных героев СССР.
Именем Д. Д. Погодина хотели назвать город Владимир, но впоследствии отказались от этой идеи.

Награды

медалью «Золотая Звезда» № 26 (31 декабря 1936)
орденом Ленина (31 декабря 1936)
орденом Красного Знамени
орденом Отечественной войны 1-й степени
медаль «За Оборону Ленинграда».

Память

На месте гибели Д. Д. Погодина в селе Перекоп Валковского района Харьковской области Украины установлена мемориальная доска. Именем Героя названа одна из улиц города Владимира. Там же установлен барельеф Д. Д. Погодина на стелле героев-владимирцев у мемориала «Вечный Огонь» на Площади Победы. Почтой СССР был выпущен мемориальный конверт с портретом Героя Советского Союза Погодина Д. Д.

Погодин Дмитрий Дмитриевич родился 11 (на памятнике указано 2 сентября) сентября 1907 г. в селе Наро-Фоминское Верейского уезда Московской губернии (Наро-Фоминск Московской области) в семье рабочего. Русский.

Окончил 6 классов Егорьевской школы II степени (1923) и Егорьевское электро-техническое училище (1927). Работал помощником мастера ремонтного цеха на заводе № 6 треста «Цветметзолото».

Погиб в бою у села Перекоп под Харьковом 13 сентября 1943 г. Похоронен во Владимире на центральной площади Свободы (Соборной), но позже, в 1946 г. по просьбе матери, прах был перезахоронен на Князь-Владимирском (старом) городском кладбище.

Образование. Окончил Орловскую бронетанковую школу (1932), Казанские БТ КУТС (1934), ВА им. Фрунзе (1939).

Участие в войнах, военных конфликтах. Испанская гражданская война (1936 - 1937). Польский поход (1939). Советско-финляндская война (1939 - 1940). Великая Отечественная война.

Служба в Красной Армии. С 1 июня 1931 г. по 1 мая 1932 г. курсант Орловской бронетанковой школы.

С 1 мая 1932 г. - командир взвода танкового полка Белорусского ВО. С 7 марта 1933 г. - командир танкового взвода учебного батальона 4-й механизированной бригады. С декабря 1933 г. - начальник учебного парка учебного батальона 4-й механизированной бригады. С 17 февраля по ноябрь 1934 г. - слушатель Казанских курсы усовершенствования среднего тех/состава мотомехвойск.

С ноября 1934 г. - помощник командира роты по теч/части учебного батальона 4-й механизированной бригады. С 28 мая 1936 г. - командир роты 1-го танкового батальона 4-й механизированной бригады.

С сентября 1936 г. по март 1937 г. находился в спецкомандировке. Участвовал в Гражданской войне в Испании 1936 - 1939 гг., и отличился в боях под городом Посуэло де Аларкон. Танковая рота лейтенанта Погодина Д. Д. атаковала противника и подбила 9 вражеских танков. Не раз она помогала бойцам восстанавливать утраченные позиции.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 декабря 1936 г. за доблесть и мужество, проявленные в боях в Испании Погодину Дмитрию Дмитриевичу присвоено звание Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина, а после учреждения в 1939 г. знака особого отличия героев ему была вручена медаль «Золотая Звезда» № 26.

С марта 1937 г. - командир танковго батальона 4-й механизированной бригады

Приказом НКО № 2432 от 09.06.1937 г. командир 1-го танкового батальона 8-й отд. механизированной бригады (Украинский ВО).

С сентября 1937 г. по декабрь 1939 г. - слушатель Военной академии им. М. В. Фрунзе

До декабря 1939 г. находился в спецкомандировке в Польше.

С 31 декабря 1939 г. в распоряжении 7-й армии. Участвовал в Советско-финлядндской войне (с декабря 1939 г. по март 1940 г.). На 17 февраль 1940 г. - помощник начальника АБТО 7-й армии.

С марта 1940 г. - помощник начальника АБТО Ленинградского ВО. С апреля 1940 г. - командир 77-го механизированного отряда. Приказом НКО № 0077 от 08.07.1940 г. назначен командиром 1-го танкового полка 1-й краснознаменой танковой дивизии. В этой должности встретил Великую Отечественную войну.

С 30 сентября 1941 г. - Заместитель командира 123-й танковой бригады . С 23 декабря 1941 г. в распоряжении Управления кадров ГАБТУ КА. С 15 февраля 1942 г. командир 108-й танковой бригады . С мая 1942 г. - врио Заместителя командующего 30-й армией по танковым частям . С 27 июля 1942 г. заместитель начальника АБТУ Калининского фронта по боевому применению танковых войск . С 16 января 1943 г. - и.д. командира 37-й механизированной бригады 1-го механизированного корпуса.

С 15 февраля 1943 г. - заместитель командира 1-го механизированного корпуса по стр/части (53-й армия Степного ВО).

Герой Советского Союза, полковник Д. Д. Погодин погиб в бою у села Перекоп под Харьковом 13 сентября 1943 г., лично участвуя в танковой атаке в решающий момент сражения. Обожжёное тело убитого командира на руках вынес из боя механик-водитель его сгоревшего танка старшина А. А. Горелышев. Дмитрий Дмитриевич Погодин так и не узнал о присвоении ему звания ген.-майора т/в и о награждении его орденом Красного Знамени.

Воинские звания: лейтенант (Приказ НКО № 0034 от 01.1936), ст. лейтенант (Приказ НКО № 2122 от 13.04.1937), майор (Приказ НКО № 2688 от 14.10.1937), полковник (Приказ НКО № 0165 от 28.02.1938), ген.-майор т/в (Постановление СНК № 187 от 18.02.1944, посмертно).

(ныне Московской области) в семье рабочего. Русский. Член ВКП(б) с 1931 года. Окончил 6 классов. В Красной Армии с 1931 года. В 1932 году окончил Орловскую бронетанковую школу, а в 1932 году - Курсы усовершенствования командного состава.

В 1939 году в составе войск округа участвовал в боевых действиях против Польши.

Участвовал в Советско-финляндской войне 1939-1940 годов.

Незабвенный Николай Васильевич Гоголь переселился к нам на Девичье поле прямо из знойной Италии 315 . Он был изнежен южным солнцем, ему была нужна особенная теплота, даже зной; а у нас кстати случилась, над громадной залой с хорами, большая, светлая комната, с двумя окнами и балконом к восходу солнца, царившего над комнатой в летнее время с трех часов утра до трех пополудни. Хотя наш дом, принадлежавший раньше князю Щербатову, и был построен на большую ногу, но уже потому, что комната приходилась почти в третьем этаже, она была, относительно своей величины, низка, а железная крыша также способствовала ее нагреванию. Я распространяюсь об этом ничтожном для других обстоятельстве на том основании, что для Николая Васильевича это было важно; после итальянского зноя наш русский май не очень то приятен; а потому наша комната была ему как раз по вкусу. Нечего и говорить, каким почетом и, можно сказать, благоговением был окружен у нас Гоголь. Детей он очень любил и позволял им резвиться и шалить сколько угодно. Бывало, мы, то есть я с сестрою, точно службу служим; каждое утро подойдем к комнате Н. В., стукнем в дверь и спросим: "Не надо ли чего?" - "Войдите", - откликнется он нам. Несмотря на жар в комнате, мы заставали его еще в шерстяной фуфайке, поверх сорочки. "Ну, сидеть, да смирно", - скажет он и продолжает свое дело, состоявшее обыкновенно в вязанье на спицах шарфа или ермолки, или в писании чего-то чрезвычайно мелким почерком на чрезвычайно маленьких клочках бумаги. Клочки эти он, иногда прочитывая вполголоса, рвал, как бы сердясь, или бросал на пол, потом заставлял нас подбирать их с пола и раскладывать по указанию, причем гладил по голове и благодарил, когда ему угождали; иногда же бывало, как бы рассердившись, схватит за ухо и выведет на хоры: это значило - на целый день уже и не показывайся ему. До обеда он никогда не сходил вниз в общие комнаты, обедал же всегда со всеми нами, причем был большею частью весел и шутлив. Особенно хорошее расположение духа вызывали в нем любимые им макароны; он тут же за обедом и приготовлял их, не доверяя этого никому. Потребует себе большую миску и, с искусством истинного гастронома, начнет перебирать их по макаронке, опустит в дымящуюся миску сливочного масла, тертого сыру, перетрясет все вместе и, открыв крышку, с какой-то особенно веселой улыбкой, обведя глазами всех сидящих за столом, воскликнет: "Ну, теперь ратуйте, людие".

Весь обед, бывало, он катает шарики из хлеба и, школьничая, начнет бросать ими в кого-нибудь из сидящих; а то так, если квас ему почему-либо не понравится, начнет опускать шарики прямо в графин. После обеда до семи часов вечера он уединялся к себе, и в это время к нему уже никто не ходил; а в семь часов он спускался вниз, широко распахивал двери всей анфилады передних комнат, и начиналось хождение, а походить было где: дом был очень велик, В крайних комнатах, маленькой и большой гостиных, ставились большие графины с холодной водой. Гоголь ходил и через каждые десять минут выпивал по стакану. На отца, сидевшего в это время в своем кабинете за летописями Нестора, это хождение не производило никакого впечатления; он преспокойно сидел и писал. Изредка только, бывало, поднимет голову на Николая Васильевича и спросит: "Ну, что, находился ли?" - "Пиши, пиши, - отвечал Гоголь, - бумага по тебе плачет". И опять то же; один пишет, а другой ходит. Ходил же Н. В. всегда чрезвычайно быстро и как-то порывисто, производя при этом такой ветер, что стеариновые свечи (тогда о керосине еще не было и помину) оплывали, к немалому огорчению моей бережливой бабушки. Когда же Н. В. очень уж расходится, то моя бабушка, мать моего отца, сидевшая в одной из комнат, составлявших анфиладу его прогулок, закричит, бывало, горничной: "Груша, а Груша, подай-ка теплый платок, тальянец (так она звала Н. В.) столько ветру напустил, так страсть!" - "Не сердись, старая, - скажет добродушно Н. В., - графин кончу, и баста". Действительно, покончит второй графин и уйдет наверх. На ходу, да и вообще, Гоголь держал голову несколько набок. Из платья он обращал внимание преимущественно на жилеты: носил всегда бархатные и только двух цветов, синего и красного. Выезжал он из дома редко, у себя тоже не любил принимать гостей, хотя характера был крайне радушного. Мне кажется, известность утомляла его, и ему было неприятно, что каждый ловил его слово и старался навести его на разговор; наконец он знал, что к отцу приезжали многие лица специально для того, чтобы посмотреть на "Гоголя", и когда его случайно застигали в кабинете отца, он моментально свертывался, как улитка, и упорно молчал. Не могу сказать, чтобы у Н. В. было много знакомых. Может быть, интеллигентное общество, понимая, как дорог для Гоголя каждый час, не решалось отнимать у него время, а может быть, было дано людям строгое приказание никого не принимать. Гоголь жил у нас скорее отшельником. ... Большое удовольствие доставил Н. В. приезд его двух сестер: Марии и Анны Васильевны 316 , поместившихся у нас же, как раз против его комнаты, еще в лучшей, выходившей большим итальянским окном прямо в сад. Гоголь был очень нежный и заботливый брат и сейчас же задумал им что-нибудь подарить; но не знал - что, и прибег к совету моей матери Елизаветы Васильевны, которую он очень уважал и любил. Доказательством служат и письма его к ней, и отзывы о ней в письмах к отцу моему. С общего совета они решили купить два черных шелковых платья, в которых его "сестренки", как он выражался, вскоре и защеголяли. Продажа изданий Н. В., как это ни удивительно, шла все-таки относительно туго, и он постоянно нуждался в деньгах, но прибегал к помощи своих искренних друзей только в крайних случаях; а тогда были около него и считались его друзьями такие личности, как Нащокин, Мельгунов, Павлов, известные своим богатством; они сочли бы за честь и истинное удовольствие ссудить Н. В. деньгами. В то время вообще денежные расчеты велись как-то особенно от нашего времени; верили больше слову, чем расписке или долговому письму (векселя между дворянами совсем не употреблялись) ...

Возвращаюсь опять к Гоголю. В ту зиму приехал из Киева М. А. Максимович, и, - поверит ли кто теперь, - на тройке гнедых, собственных коней. Максимович тоже пристроился у нас, но уже во флигеле. Николай Васильевич страстно к нему привязался, и у нас в доме стало еще приятнее, как бы теплее. Раньше я сказал, что Н. В. посещали немногие, но все-таки их было достаточно; а так как Н. В. был в душе хлебосол, как всякий истинный малоросс, и только обстоятельства сдерживали его, то один день в году он считал своею обязанностью как бы рассчитаться со всеми своими знакомыми наславу, и в этот день он уже ничего не жалел. То был Николин день - его именины 9-го мая. Злоба дня, весь внешний успех пиршества, сосредоточивался на погоде. Дело в том, что обед устраивался в саду, в нашей знаменитой липовой аллее. Пойди дождь, и все расстроится. Еще дня за два до Николы Николай Васильевич всегда был очень возбужден: подолгу беседовал с нашим старым поваром Семеном, но кончалось всегда тем, что старый Семен при составлении меню нес под конец такую галиматью, что Гоголь, выйдя из себя, кричал: "Ты-то уйдешь!" и, быстро одевшись, отправлялся в купеческий клуб к Порфирию. Кроме Порфирия, славился еще повар Английского клуба Басанин, отец молодого талантливого доктора, Ивана Афанасьевича, рано похищенного смертию у науки. Следовательно, выбор был нетруден, и цены брали подходящие. Обыкновенно Н. В. тянуло более к Порфирию на том основании, что он готовил хотя и проще, но зато пожирнее, да и малороссийские кушанья знал отлично. С кулинарною частию дело устраивалось без затруднения, оставалось вино; но тут тоже выходило не по-нынешнему: отец писал такого рода записку: "Любезный Филипп Федорович (Депре), пришлите, пожалуйста, сколько нужно вина человек на 40-50, по вашему выбору, оставшиеся целыми бутылки будут возвращены". Вино присылалось отличное, прекрасно подобранное; со счетом не приставали: были деньги, Гоголь сейчас платил, а нет - ждали. Сад был у нас громадный, на 10 000 квадратных сажен, и весной сюда постоянно прилетал соловей. Но для меня собственно вопрос состоял в том: будет ли он петь именно за обедом; а пел он большею частию рано утром или поздно вечером. Я с детских лет имел страсть ко всякого рода певчим птицам, и у меня постоянно водились добрые соловьи. В данном случае я пускался на хитрость: над обоими концами стола, ловко укрыв ветвями, вешал по клетке с соловьем.

Под стук тарелок, лязг ножей и громкие разговоры мои птицы оживали: один свистнет, другой откликнется, и начинается дробь и дудка. Гости восхищались. "Экая благодать у тебя, Михаил Петрович, умирать не надо. Запах лип, соловьи, вода в виду, благодать, да и только".

Надо сказать, что Н. В. был посвящен в мою соловьиную тайну и сам оставался доволен, когда мой птичий концерт удавался, но никому, даже отцу, не выдавал меня. Кто были гости Гоголя? Всех я не могу припомнить, но в памяти у меня сохранились следующие лица: Нащокин, когда был в Москве, Н. А. Мельгунов, Н. Ф. Павлов, Михаил Семенович Щепкин, Пров Михайлович Садовский, Васильев, С. П. Шевырев, Вельтман, Н. В. Берг, известный остряк Юрий Никитьевич Бартенев, знаменитый гравер Иордан, актеры Ленский и Живокини, С. Т. Аксаков, К. С. Аксаков и много других, которых я уже и не запомню. Обед кончался очень поздно, иногда варили жженку. Разговоры лились неумолкаемо. Пров Михайлович Садовский, нечего таить греха, находился всегда уже в легком подпитии и по общей просьбе начинал рассказывать: о капитане Копейкине, о Наполеандре Бонапарте, или неподражаемый рассказ о том, как пьяному мужику все кажется, что у него в ушах "муха жужжит". Вся тонкость этого последнего рассказа состояла в том, чтобы голос вибрировал на разные тоны. Обоймет он, бывало, одну из лип левой рукой, а правой как бы отмахиваясь от мнимой мухи, лезшей ему в ухо, и начинает на разные лады: "муха жужжит". А мимика, выражение глаз при этом не поддаются никакому описанию. Пров Михайлович был родоначальником всех последующих рассказчиков; но, увы! скольких я ни переслушал после неподражаемого Садовского, всем им было далеко до него. Они даже не напоминали его, разве только даровитый Ив. Ф. Горбунов несколько подходит к нему. До того же момента, как общество все-таки несколько "куликнет", около Юрия Никитьевича Бартенева, служившего подряд при нескольких генерал-губернаторах чиновником особых поручений, собирался тесный кружок слушателей. Юрий Никитьевич начинал чрезвычайно едко и остро передавать различные факты, смешные стороны лиц, с которыми он сталкивался по своей службе и большею частью знакомых слушателям; остротам его не было конца, и злой язык Юрия Никитьевича никому не делал пощады. Между прочим, он любил давать всем своим хорошо знакомым прозвища, и так метко, что раз данное им прозвище навсегда оставалось за тем лицом. Жил он в Москве очень открыто, большим хлебосолом, и кто только не бывал у него на Смоленском бульваре? Сам дорогой именинник Н. В. в этот день из нелюдимого, неразговорчивого в обществе превращался в расторопнейшего, радушнейшего хозяина; постоянно наблюдал за всеми, старался, чтобы всем было весело, чтобы все пили и ели, каждого угощал и каждому находил сказать что-нибудь прият -ное. Из нескольких именинных дней, празднованных в нашем доме, я помню, что раза два случалась дурная погода, тогда обед происходил в доме, но и это имело свою хорошую сторону: Николая Васильевича, несмотря на сильное сопротивление с его стороны, все-таки удавалось уговорить прочесть что-нибудь. Долго отбивается Гоголь; но, видя, что ничто не помогает, нервно передергивая плечами, взберется, бывало, в глубь большого, старинного дивана, примостится в угол с ногами и начнет читать какой-нибудь отрывок из своих произведений. Но как читать? - и представить себе невозможно: никто не пошевельнется, все сидят, как прикованные к своим местам... Обаяние чтения было настолько сильно, что когда, бывало, Гоголь, закрыв книгу, вскочит с места и начнет бегать из угла в угол, - очарованные слушатели его остаются все еще неподвижными, боясь перевести дух... И только раз как-то, после подобного чтения, Пров Михайлович глубоко вздохнул, скорчил уморительную физиономию, ему одному только доступную, и тихо пробурчал: "А вот и "муха не жужжит". Все рассмеялись, повеселел и сам Гоголь.

Как на чрезвычайно нервного человека, чтение глубоко продуманных и прочувствованных им очерков производило на Н. В. потрясающее впечатление, и он или незаметно куда-то скрывался, или сидел, опустив голову, как бы отрешаясь от всего окружающего... Общество в день именин расходилось часов в одиннадцать вечера, и Н. В. успокаивался, сознавая, что он рассчитался со своими знакомыми на целый год. Странно, что у меня не сохранилось воспоминания о том, посещал ли Н. В. театр.

Я упоминал, что Н. В. был домосед и знакомых, даже близких, как, например, Степана Петровича Шевырева, М. С. Щепкина, посещал изредка. С прислугою он обращался вежливо, почти никогда не сердился на нее, а своего хохла-лакея ценил чрезвычайно высоко. Меня тоже он любил и называл своим племянником. ...

В самом конце сороковых годов Н. В. переехал от нас на Никитский бульвар, в бывший дом Талызиной, к графу А. П. Толстому 317 . Здесь он уже окончательно поддался тому мистическому направлению, которое, к прискорбию всей России, свело гениальнейшего человека в преждевременную могилу...

Примечания

Дмитрий Михайлович Погодин (1836-1890)-старший сын М. П. Погодина - был свидетелем важных событий, в разное время происходивших в доме его отца, и встречался здесь со многими известными людьми. На склоне лет своих он задумал описать все виденное и слышанное. Но замысел этот не был доведен до конца. После смерти Д. М. Погодина была опубликована часть его мемуаров под заглавием "Из воспоминаний Д. М. Погодина", из которых мы извлекаем главу, непосредственно относящуюся к Гоголю ("Исторический вестник", 1892, No 4, стр. 42-48).

Ввиду особого характера отношений Гоголя с М. П. Погодиным (см. вступительную статью к наст. изд.) воспоминания Д. М. Погодина могли бы представлять большей фактический интерес. Гоголь трижды по приезде из-за границы в Москву останавливался и жил у Погодина в его доме на Девичьем поле (в 1839-1840, 1841-1842 и 1848 гг.). Отношения между хозяином и его гостем были очень сложными и порой резко враждебными. Вот почему каждая подробность о пребывании Гоголя в особняке на Девичьем поле, о содержании его бесед с Погодиным была бы очень ценной. К сожалению, этой темы почти не касается в своих воспоминаниях Д. М. Погодин. В них, однако, содержится ряд интересных бытовых деталей, рисующих облик Гоголя,

315 Здесь имеется в виду первый приезд Гоголя в Москву, в сентябре 1839 г. Он приехал в Россию, чтобы забрать своих сестер, закончивших Патриотический институт в Петербурге. Ряд эпизодов, рассказываемых ниже, относится, видимо, уже ко второму приезду Гоголя, в 1841-1842 гг.

316 Сестры Гоголя - Елизавета (а не Мария, как ошибочно указывает Д. М. Погодин) и Анна приехали в Москву в декабре 1839 года. Обе они поселились в доме Погодина.